Глава 19.

 Глава 19.

 Синтаксис всех синтаксисов.

            §1  Синтаксическая последовательность.

            Математика - последовательность синтаксических игр, интерпретирующих бессодержательно значимый индексал. В самой структуре синтаксических интерпретаций: ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$ центральным элементом выступает кванторная структура символа: ($"®"$)=x : ("$®$")="$, толкуемая обычно нашим “я” - “игроком” всех наших игр. Поэтому можно предположить, что любые сколь угодно сложные смысловые структуры ( литература, религия, искусство, политика,  наука ) являются с формально герменевтической точки зрения синтаксическими последовательностями игр, интерпретирующими индексал “я” как “это я”.

            Возможно ли представить понимание иначе, чем как синтаксическую последовательность интерпретаций?

            Пусть у нас имеются некоторые языковые игры, представленные своим топосом значений. Мы хотим понять их, но не в смысле “научиться в них играть”, а в смысле “интерпретации их топоса некоторой структурой связей, осуществляющих игру” ( я могу прекрасно понимать музыку и при этом не уметь играть ни на одном инструменте). То есть, меня интересует как структуирован топос, следовательно, я должен показать как в нём осуществляются семантические интерпретации, указав на осуществление собственного понимания. А это равносильно тому, что рассматриваемый мной топос будет топосом знаков-символов известной кванторной структуры, первым субъектом $ указывающей на само осуществление понимания, т.е. на структуру семантических интерпретаций следующей ступени синтаксиса ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$, но тогда вторая часть этой структуры будет обналичивать саму себя, так как символ “x” указывает на сам осуществляемый синтаксис его обналичивания, т.е. синтаксис будет указывать на знак как на свой осуществляемый смысл и, следовательно, толковать самого себя. Поэтому “понимание” будет пониманием в семантических структурах синтаксиса. Сама семантическая структура синтаксических интерпретаций заставляет рассматривать понимаемые игры как такие же синтаксисы.

            Понимание тождественно, таким образом, синтаксической последовательности игр.

            Закончится ли когда-либо такая цепь синтаксисов?

            С необходимостью, как только понятый и структуированный топос значений будет демонстрировать осуществление своего толкования, т.е. обратится в демонстрирование бессодержательной значимости формы памяти ( логической формы ).

            §2  Обналиченность - потеря смысла.

            Итак, центральным ядром синтаксических последовательностей является структура обналичивания осуществления языковой игры, структура обналичивания понятийного аппарата синтаксиса.

            В чём смысл обналиченности?

            Понимание топоса игры, т.е. интерпретация “наличия” её значений происходит в известной кванторной форме ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$. Представим теперь, что понимание осуществилось, т.е. в топосе указана некоторая семантическая структура. Что значит “указана”? То, что игровой смысл понимания осуществляется уже не в кванторной форме семантических интерпретаций, а в структуре индексального указывания ("$®$")="$. “Смысл перед нами в наличии”. В результате возникает несоответствие между смысловыми структурами топоса, репрезентирующими семантические интерпретации, и структурой осуществления их смысла в обналиченном синтаксисе, репрезентирующей индексальные интерпретации. Мы уже не осуществляем игровой смысл, а обращаемся к нему в наличной предъявленности топоса.

            Рассмотрим это несоответствие обналиченной структуры и её индексального толкования.

            Поскольку смысл всегда осуществление языковой игры, то и предъявленный игровой смысл становится указателем на осуществление предъявления ("$®$")="$, а сам первоначальный игровой смысл семантических интерпретаций ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$ теряется, т.е. раз осуществившись, более не осуществляется.

            Потеря смысла, да ещё того, что перед нашими глазами, вещь несуразная. В это трудно поверить.

            А между тем, нет ничего более знакомого нам, чем подобная потеря смысла в его обналиченности - это скука!

            Да, скука - логическая категория, толкующая обналиченность рефлексирующей формы памяти.

            Скучать - значит несоответствовать предъявленной семантической структуре структурой своих  игровых интерпретаций синтаксиса, обращённых к толкованию представленного.

            Поясню выше сказанное на всем знакомых примерах.

            Вообразите, что вы смотрите кинофильм или читаете интересную книгу в первый раз. Вы захвачены чтением, вы поглощены им. Теперь вы читаете книгу во второй раз, в десятый раз, так, что вы её помните почти наизусть ( это и означает обналиченность ). Что же происходит? - Вы начинаете зевать над ранее захватывающими страницами.

            В чём разница между первым и последующими чтениями?

            В том, что в первый раз вы осуществляете понимание текста в семантических структурах ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$, которые благодаря своему символьному ядру ($"®"$)=x : ("$®$")="$, т.е. структуре нашего “я”, помещают его в топос символов текста. Смысл вашего “я”, смысл вашей жизни становится смыслом читаемого текста.

            Когда вы читаете текст во второй раз или, точнее, когда вы его запомнили - обналичили, то вы осуществляете понимание смысла текста в структуре индексальной обращённости к нему ("$®$")="$, в которой нет символьного элемента ($"®"$)=x. Смысл вашего “я”, смысл вашей жизни не может стать смыслом текста, вы не захвачены им, вы скучаете, - осуществляетесь в примитивной структуре бессодержательного присутствия.

            Потеря смысла в обналиченности языковых игр составляет важнейший элемент в синтаксической последовательности нашей культуры. С одной стороны, “последовательность” является бегством синтаксиса от утери своего обналичиваемого смысла, с другой стороны, само бегство обналичивает синтаксическую игру, обессмысливает её. Этот логический механизм является структурой раскрытия форм мысли во всех сферах нашей деятельности, и он же является тем, что губит, обессмысливает символы и ценности нашей культуры. Это механизм создания и гибели цивилизаций.

            Явные признаки утери смысла просматриваются во всей современной жизни - от религии и науки до символического искусства и массовых ценностей. Интересно, что формы  увядания, обессмысливания, в наши дни совпадают с теми же формами упадка другой великой культуры, культуры античности. Это ясно, поскольку западная форма жизни некоторая перетолкованность античной формы: просто мы в своих синтаксисах интерпретируем бессодержательную значимость как значимость формы episthmh, а они - как значимость формы doxa. Но выявить это различие очень трудно, так как мы мыслим иначе, тем более, что большинство источников, по которым мы судим о античном мире, относятся к периоду упадка античной doxa и зарождению западной episthmh, т.е. ко времени от Сократа до Вселенских Соборов и, может быть, на несколько веков далее. Строгий анализ здесь невозможен, так как повсюду мы будем натыкаться на смесь высокой античности с “новыми брожениями” мысли. Но всё же приведём несколько параллелей.

            В области искусства: вторичность, обращённость к старым канонам и цитатам. Философия толкует больше древних авторов, чем размышляет самостоятельно. То же самое и сегодня: все разновидности абстрактного искусства - хитро замаскированная цитатность старого, только цитируются не старые художественные образы, а старые цитаты из литературы и философской мысли, пусть этим цитатам две недели от роду. Критический концептуальный комментарий ( обращённость на цитатность ) становится неотъемлемой частью современного искусства. Заставьте критиков вместе с авторами молчать - и чёрные купно с красными квадратами будут иметь достаточно отдалённое  отношение к нечто “глубоко осмысленному” и “художественному”. Уберите книги по психоанализу - и Сальвадор Дали будет комментатором-эпигоном Иеронима Босха.

            В области массовых ценностей: и в то время, и сейчас толпа ( массы ) кишит в обожании перед ... трагедией? элевсинскими мистериями? перед размахами логических выводов Гёделя и Тарского? - нет, как бы не так, - перед “флейтистами с напомаженными лицами”. Сокровенными мечтами людей становится не жребий героя и мудреца   ( какой героизм! - мы пацифисты ), а мера тщеславия, наслаждения и благополучия. Прагматизм торжествующе шествует по обессмысленным руинам когда-то великой расы ( rasa - суть ). И действительно, зачем желать иного, кроме “потребного”, кроме того, на что можно указать, и то, что можно “потреблять”.

            В области религии: полный плюрализм. Когда в Риме, как и сейчас, повсюду кишмя кишели маги, апостолы, жрецы и шарлатаны, собранные со всего мира ( христиан, как и других, притесняли не за веру, которая тогда выглядела “диким суеверием”, а за невыполнение и неповиновение римским законам почитания официальных культов. Причём, римлян совершенно не интересовало веришь ли ты или нет в римские культы, они были уже не для веры, а для исполнения закона, а он превыше всего.). Религия потеряла смысл - в этом суть всех религиозных метаний нашего времени и попыток очистить или усовершенствовать христианство, т.е. сделать его “потребным” для нашего времени.

            В области политики и государства: великая мировая держава ( мировая - значит завершённая ) - Римская империя и её гибель в волнах варварского мира, но гибель не от варваров, а от своего бессмыслия. И сейчас - великая мировая держава (Европа, включая Россию, и Америка - Запад ), также покорившая весь мир, заставив его принять свои “технологические” культы, и, увы, грядущая гибель от “вторжения варваров по вертикали”.

            Не ошибаюсь ли я в своих пессимистических прогнозах?

            Во-первых: прогнозирую не я один - Ницше: “век духовных войн”, - двадцатый век полностью оправдал этот прогноз; во-вторых: этот прогноз не несёт для меня пессимистический характер, я им никого не хочу пугать, наоборот, в нём есть что-то бодрящее - решительность и точность движения смерти. В-третьих: механизм гибели цивилизаций лежит не в каких-либо негативных процессах общества, а в логических формах нашей мысли. Обмануться в процессах и обмануть процессы можно, логику - никогда.

            §3  Логическая форма.

            В первом параграфе мы показали, что всякое понимание, а, следовательно, всякое культурное развитие представляет из себя последовательность синтаксических игр. Покажем теперь, что всякая последовательность синтаксических рассмотрений должна рано или поздно закончиться демонстрацией логических форм, т.е. существует синтаксис всех синтаксисов для каждой из форм жизни.

            Мы хотим понять топос языковой игры X₁, и совершаем его синтаксическую интерпретацию кванторной структурой ("$®$")®"$=X₂ : ("$®$")="$. Первый субъект указывает на X₁, далее доксический элемент структуры полагает его как X₂ и обналичивает  ("$®$")="$, помещая X₂  в топос  X₁. Кратко можно записать [X₁]=X₂, квадратные скобки - это кванторная структура семантических интерпретаций. Далее мы хотим понять X₂ и получаем [X₂]=X₃ и т.д. В общем виде получаем рекурентное соотношение [X_n-1]=X_n, причём, все X₁  , ...  X_n-1 ,  X_n помещены в единый топос значений.

            И так как синтаксис является рассмотрением собственной структуры ( параграф 1 ) , то всегда возможно [X_n-1]=X_n и X_n-1=X_n , если значение X_n-1 будет индексалом формы episthmh, т.е. X_n-1="$, так как структура ("$®$")®"$="$ : ("$®$")="$ будет интерпретировать собственное указывание на своё осуществление, т.е. демонстрировать его в семантических интерпретациях, что равносильно X_n-1ºX_n. Причём иного интерпретационного полагания, кроме X_n-1=X_n,  ( "$="$ ) допускать нельзя, так как интерпретируемый смысл "$ является гетерономной формой доксическому элементу полагания, устраняемого в синтаксисе.

            В результате, если хоть раз X_k="$, то для любого n³ k [X_n]=X_n+1 и X_n=X_n+1. Необходимость же возникновения бессодержательного индексала "$ показать нельзя, так как он полагается нашей волей в семантических интерпретациях, но потеря игрового смысла делает его появление неизбежным, так как обращает нас на интерпретирование индексальных суждений.

            Как видно, синтаксическая последовательность заканчивается выявленностью тавтологии "$="$, образующей герменевтический круг. Посмотрим внимательно на выражение ("$®$")®"$="$, если учесть, что смысл "$ заключён в ("$®$")="$, то наше выражение тождественно выражению ("$®$")®("$®$")®"$="$, двойное повторение структурных скобок ( или сколько угодно кратное ) означает явную демонстрацию пропозиции значения - герменевтического круга. Значения, образующие такую структуру, будут значениями логической формы. И так как все значения топоса составляют единую синтаксическую последовательность, то все они могут быть проинтерпретированы в значениях логической формы - это обычно называют логической всеобщностью или законами логики.

            Полученную нами кванторную структуру мы назовём структурой логических интерпретаций или кванторной структурой герменевтического круга. Но её можно записать и иначе: ("$®$")®("$®$")="$ : ("$®$")="$, мы просто убрали второй доксический элемент, заменив его знаком “=”, что одно и то же, в результате - вторая половина структуры должна обналичивать сама себя: выявлять свою гетерономную форму, - смысл индексального полагания. То есть такая запись соответствует кругу парадокса - герменевтическому кругу, демонстрирующему рефлексивность памяти, а не замыкаемому в тавтологиях.

            Таким образом, одну и ту же выявленную логическую форму можно толковать двумя способами: герменевтический круг - круг тавтологий или круг утверждения формы достоверного, и герменевтический круг - круг парадокса, демонстрирующий рефлексивность гетерономных форм языковой игры.

            Поясню две наши структуры герменевтического круга на примере закона тождества A=A. Первая тавтологическая формулировка герменевтического круга: “любое значений тождественно само себе, смысл тождества демонстрируется тождественностью значения самому себе”. Вторая, парадоксальная формулировка герменевтического круга: “чтобы полагать тождественными себе значения, надо знать смысл “тождественного”, а чтобы знать смысл “тождественного”, надо полагать тождественность значений”, - в результате мы никогда ничего не сможем отождествить, и как быть с тождественностью самой парадоксальной формулировки.

            Первая формулировка демонстрирует в тавтологиях свою собственную смысловую тождественность самой себе, вторая - выявляет смысл своего полагающего осуществления, т.е. свою гетерономную форму, поэтому в ней речь идёт не о самом значении, а о его “ином” - о смысле: “чтобы полагать...”.

            Всё-таки мы не доказали необходимость существования синтаксиса всех синтаксисов. Но что значит доказать его необходимость? - Проинтерпретировать его как достоверное, как “истинное”, а это возможно лишь в следующей синтаксической ступени, отличной от “синтаксиса всех синтаксисов” - логической формы. Но тогда сам смысл доказательства противоречит смыслу “синтаксиса всех синтаксисов”, так как доказательство само его синтаксис. Вывод - логическую форму нельзя доказать, логику можно демонстрировать. Поэтому мы и называем значения логической формы пропозициональными значениями, демонстрирующими бессодержательную значимость формы памяти.

            §4  Метафизика.

            Обратимся к интерпретациям, в которых участвуют пропозициональные значения.

            С одной стороны, эти значения осуществляют языковые игры , поскольку участвуют  в них, с другой стороны, их смысловая выявленность во взаимной обусловленности исключает утверждение формы достоверного, они не могут быть ни “истинными”, ни “ложными”.

            Следовательно, пропозициональные значения участвуют в языковых играх как бессодержательные индексалы, создавая впечатление, если забыть об игровых границах, что пропозиция имеет семантическое содержание, что пропозициональные значения - обычные игровые значения. Например, в содержании игр имеет место толкование “иного” отрицанием - содержательным значением игры. Далее делают вывод, что всё в наших играх, в нашем мышлении выражает дихотомию “это - не это”: жёлтое - не жёлтое и т.д. То есть отрицание толкуется пропозициональным атрибутом мышления, что приводит к парадоксам теорем Гёделя или к парадоксу “бытия и небытия”, заставившего Гегеля отождествить чистое бытие и чистое ничто.

            Но только мы попытаемся проинтерпретировать толкования пропозиции: “небытие так же должно быть нечто значимым, раз мы о нём говорим”, как обнаруживаем, что семантические значения пропозиции теряют свой смысл. Но они всё-таки существуют и, следовательно, имеют значимость, но значимость не игровой интерпретации, а самого осуществления демонстрирования герменевтического круга, где они играют роль бессодержательных индексалов.

            Толкуя пропозициональные значения их игровыми интерпретациями, мы устраняем различие между осуществлением и осуществлённым, между смыслом и его демонстрацией. Так значения логической формы получили свои семантические эквиваленты: бытие, Бог, действительность, материя...  Если при помощи этих понятий попытаться описать герменевтический круг пропозиции значения, всю логическую форму, то мы получим некоторую взаимосвязь “недостоверных”, - демонстрирующих, а не интерпретирующих, - значений, обычно именуемую метафизикой.

            “Недостоверность” метафизических категорий, разумеется, не означает их лживость, равно, как и их истинность, - эти интерпретации к ним никакого отношения не имеют. Недостоверность означает, что смысловые взаимосвязи этих значений не образуют языковую игру, а демонстрируют бессодержательную значимость нашего существования, так, что каждый из демонстрируемых индексалов указывает на свои языковые игры, где он обретает свою семантическую истолкованность.

            Таким образом, метафизика, как уже отмечалось в первой части исследований, образует, с одной стороны, демонстрацию логической формы, с другой - указывает на все языковые игры, на которых выявлена логическая форма, форма нашего мышления. Метафизика становится ядром, вводящим в конкретную форму мышления. Поэтому метафизику нельзя познать, её познание - это умение осуществлять её языковые игры, их овладение нами.

            §5  Форма жизни и метафизика.

            Метафизическую демонстрацию логической формы  вместе с языковыми играми, на которых эта форма выявляется ( демонстрируется ), мы будем называть формой жизни или формой мысли.

            Почему жизнь здесь отождествляется с мышлением, почему я следую высказыванию Парменида: “Бытие и мышление суть одно”?

            Первое - потому, что я говорю о бытие, т.е. философствую, а значит осуществляю языковую игру. Второе - иначе я не могу понять ни бытие, ни мышление. Поэтому, третье, я понимаю бытие в осуществлении мышления. Они для меня равно индексалы на осуществление формы памяти.

            Поставим вновь не раз возникавший вопрос: почему я говорю о формах жизни, а не об одной форме? Ведь указатель “одно” - указатель на равно бессодержательное осуществление для всех игр.

            Первое - “одно” как индексал - это не одно и то же, что его семантическая интерпретация количеством. Второе - если “одно” интерпретировать количеством, то это будет говорить о единстве логических форм и языковых игр, на которых выявляется логическая форма, что не исключает существование другого единства языковых игр и их логических форм. Хотя, конечно, эти различные логические формы могут быть интерпретированы “частностями” другой формы, но для самого метафизического демонстрирования логической формы такое переиначивание не возможно, так как “частность” будет выходом из данной метафизики в иную форму мысли или тождественно совпадать с первыми представлениями. Другую же форму мысли нельзя перетолковать ( осуществить ) в иной форме - мы или не поймём её, или на её значениях заново перетолкуем свою собственную метафизическую структуру. Следовательно, мы должны говорить о формах жизни, так как у нас нет оснований говорить об “одной форме”.

            Строго говоря, я не могу понять иных форм, это равносильно моему осуществлению их, например, осуществлению жизни эллина, но я могу догадываться о своём непонимании их по различным толкованиям одних и тех же индексалов: число ( эллинов и наше ), Бог ( эллинов и наш ), сущее и т.д.

            Не является ли “реальность” общей основой для всех форм мышления? - Но смысл “реальности” всегда осуществим  внутри той или иной формы мысли, сама же “основа” бессодержательно значима ( и в этом не обща ). Реальность - игровой момент наших интерпретаций.

            Какой же смысл имеют для нас формы жизни, если мы не в силах понять их, то зачем они нам понадобились?

            Понять - значит осуществить нечто как форму памяти. Что осуществить?  - Языковые игры, их “играющее я”. Понять - значит осуществить в играх другое “я”, “я” иной формы, иной личности. Это возможно, невозможно другое - сыграть сразу два “я”, две формы, если нам это удастся, то мы различаем формы памяти, следовательно, они не бессодержательно значимы. Но я могу попытаться выявить то, что не даёт мне понять иную форму и, следовательно, выявить более глубоко смысл “я” своей формы мысли, своей метафизики.

            “Формы жизни” становятся инструментом понимания смысла собственной метафизики. За результатами исследований, изложенных на этих страницах, стоит такой сравнительный анализ. Иногда его элементы я показывал явно, но в большинстве случаев он оставался за рамками текста, так как сравнительный анализ культурных традиций не может стать философским осмыслением - само сравнение должно рефлексировать над собой.

            Сравнительный анализ двух метафизик ( нашей и эллинов ) служил мне вспомогательным средством, позволяющим увидеть невидимое основание нашей мысли. Общий метод прост - если вы хотите понять свою форму мысли, обратитесь к иной, спросив, что для неё означают индексалы самой смысловой значимости: Бог, число, душа и т.д. И если ответ “не полезет ни в какие ворота”, то это то, что должно стать предметом вашего смыслового анализа, то, что лежит в о-существлении ваших игр.

            §6  Две метафизики.

            Не смотря на исключающие друг друга многообразия форм жизни, всё же можно сказать о нечто общем в них.  Все они являются репрезентациями формы рефлексии памяти, все они осуществляются как забвение осуществления в памятовании осуществлённых смыслов языковых игр. Следовательно, все формы должны говорить об осуществляемом смысле как о нечто значимом в играх - о “сущем”. Все, до селе нам известные, метафизические системы должны быть метафизикой рефлексии сущего (религиозной метафизикой ), помещающей значимость рефлексивного рассмотрения в рассматриваемый топос языковых игр. “Бытие”, “Бог”, “я”, “жизнь” - всё “есть”.

            Метафизическое полагание этого “есть” осуществляется как доксический элемент интерпретаций, толкуя бессодержательность осуществления безосновательностью полагания “воли”, будь то религия или математическая аксиоматизация. Поэтому все до сего времени формы мысли были формами верований, под разными культами и именами полагавшими своё “есть”.

            “Я есть” - вот суть всей метафизики.

            Но возможно  рефлексивное понимание сущего как бессодержательно значимого существования - как формы рефлексии памяти, свидетельством тому является настоящее исследование. Возможна метафизика, выявляющая в своих высказываниях внеположность ( забвенность ) осуществления полагания “есть”. В ней речь идёт не о “значимости” как о мыслящем субъекте “я”, а об осуществлении в субъектах, в ней речь идёт не о сущем, а о достоверном, - возможна метафизика достоверного, говорящая, что “я есть ничто из того, что есть”.

            Метафизика достоверного совсем иная смысловая структура, отличная от метафизики сущего. В её пропозициональных толкованиях отсутствует отрицание, являющееся игровой интерпретацией “иного”. Но метафизика достоверного не будет всё же другой формой жизни, так как языковые игры, через которые осуществляются метафизические интерпретации, остаются теми же самыми, что и у метафизики сущего, создавшей их.

            Зачем тогда нужна метафизика достоверного?

            Для нового интерпретирования старых обналиченных форм.

            Но в чём цель новых интерпретаций?

            Цель ясна, хотя её трудно произнести - цель в десакрализации и деструкции человеческой “личности” - субъекта существования. Цель в освобождении жизни от живущих идолов “сущего”. Мы должны понять, а, значит, и осуществить языковые игры, говорящие о своём “играющем я” не как об априорно ясном субъекте игры, а как о её инструменте осуществления. Подобное понимание должно радикальным образом изменить все наши метафизические представления ( наука, религия, политика, искусство) и ценностные установки. Жизнь должна десакрализовать и деструктировать своё “единство”. Должна произойти “переоценка всех ценностей”.

            Я понимаю всю ответственность мной написанного, - новая метафизика должна стать инструментом разрушения нашей формы мысли, но разрушением “человеческого я”, а не самой жизни вместе с “человеком”.

            Наше я, - “личность”,- так или иначе обречено на уничтожение, на обессмысливание в обналичивании культуры, гибель “я” логически неизбежна. Мы так или иначе должны будем пожертвовать своим “я”, но мы не должны жертвовать самой жизнью.