Глава 15.

 Глава 15.

 Наличность. Топос. Сема.

            §1  Наличность - демонстрация кванторных суждений.

            Обратимся к первому суждению кванторной структуры синтаксиса, к суждению "$. Его субъект" указывает на рассматриваемую игру как на пред-данность предъявленных значений, в связях которых эта игра осуществлена, - то, что мы раньше именовали ( глава 4 ) пространством-вместилищем всех возможных осуществлений (интерпретация предиката $ ) игры. Таким образом, суждение "$ является структурой интерпретирования игровой значимости как значений формы episthmh, оно демонстрирует значимость этой формы.

            В другой структуре синтаксиса $"®"$ рассматриваемые значения так же будут значениями формы episthmh, так как суждение $", демонстрирующее форму doxa, возможно толковать лишь в связи с суждением "$, так как  именно оно представляет его (“это $"“) к рассмотрению синтаксиса. Не забудем, что мы говорим о структуре синтаксиса. Чтобы понять волю, её надо выразить.

            В любом случае синтаксическое рассмотрение предполагает “наличность” предъявленных к рассмотрению значений. Указатель " демонстрирует смысл “наличности”. “Это” всегда “нечто это”, иное, чем сам указатель “это”, чем его указывание, в отличие от указателя $ -”я”, неспособного быть иным от себя самого, - “я” всегда указывает на своё осуществление указывания: если это не так, то кто тогда указывает?

            “Наличность”, таким образом, является интерпретацией кванторного суждения "$, т.е. интерпретацией структуры синтаксического толкования.

            Уточним смысл наличности - это интерпретирование внеположности рассматриваемых значений к синтаксическому толкованию их смысла (синтаксис прошедшего).

            Итак, условием синтаксиса выступает наличность рассматриваемых значений (знаков ), но что это означает с точки зрения языковых игр? - То, что её игровой смысл не может быть выражен в синтаксисе как её же осуществление, а только указан или продемонстрирован как налично предъявленный. Но всегда ли это возможно? Может случится так, что синтаксис осуществит новую ( отсутствие указателя на наличность ) игровую интерпретацию представленного к рассмотрению и использует её в её же толковании “истиной”. В этом случае условие “наличности” как внеположности синтаксиса рассматриваемому содержанию игры нарушается, но “истинностное” толкование может осуществиться.

            Поэтому мы будем различать наличные языковые игры, чьё синтаксическое рассмотрение не нарушает условий наличности, и неналичные языковые игры, при синтаксисе которых условие наличности с неизбежностью нарушается.

 

            §2  Наличная языковая игра. Топос.

            Наличная игра обычно характеризуется референтными отношениями её значений. Например, перед вами часовой механизм. Как бы вы не старались понять его работу, вы никогда не измените сам механизм, иначе это будет не понимание, а конструирование или что-то иное, но не синтаксис к работе часового механизма. Другой пример- шахматы. Как бы вы не старались постичь искусство игры, вам никогда путём своего постижения не заставить коня ходить по диагонали. Иначе - это не шахматы.

            В значениях наличной игры лежит что-то, что делает их постоянными, определённо значимыми. У этих значений имеется денотат, с которым они находятся в референтных отношениях, - как говорит современная логистика. Смысл этой фразы мы и попытаемся сейчас понять.

            Мы не будем касаться денотата как  независимо существующего мира. Такое утверждение для нас предвзято, т.е. находится во власти стереотипов определённых языковых игр. Мы выявим смысл референции как интерпретации кванторных суждений синтаксиса, благодаря которым осуществляют свой смысл “объективное” и “денотативное”.

            Вступая в синтаксическое рассмотрение языковой игры, мы обращаемся к её значениям в структуре кванторного суждения "$ формы episthmh, вернее, само рассмотрение осуществляется как демонстрация индексальных суждений нашей кванторной структуры. То, что мы можем указать на рассматриваемые значения как на “это”, находящееся в нашей памяти, демонстрирует индексальную структуру синтаксиса. И до тех пор, пока мы будем осуществлять синтаксическую языковую игру, рассматриваемые значения будут участвовать в синтаксисе как значения этой кванторной формы.

            Итак, мы пытаемся понять “постоянство”, “данность” структуры суждения "$. То есть, мы пытаемся понять смысл значения формы episthmh, что, в свой черёд, возвращает нас к 4 главе, к пространственной истолкованности пропозиции значения. Таким образом, денотативная определённость значений наличной игры является логической демонстрацией пропозиции значения в пространственном толковании. “Неизменность” и “пред-данность” денотата указывают на бессодержательную значимость формы памяти, выражая её в связях пространственных интерпретаций.

            Но тогда подобное логическое выявление будет предполагать собой все атрибуты пространства-вместилища формы episthmh. Наличная языковая игра должна образовывать в синтаксическом рассмотрении пространство своих значений - топос игры. Поэтому значения наличной игры 1) как предданность пространства-вместилища должны быть бессодержательно значимыми, т.е. знаками, - это гарантируется кванторной структурой синтаксических интерпретаций "$. 2) Бесконечность пространства выражается в том, что знаки не определяют собой границ игры, её синтаксического смысла, - так как синтаксис внеположен рассматриваемым значениям. 3) Знаки должны быть изотропны, т.е. у всех них как у бессодержательно значимых должна быть одна индексальная структура "$. 4) Смысл знаков определяется знаковой соотнесённостью в структуре топоса игры. 5) Значения в их структурной соотнесённости должны быть открыты, т.е. должны быть интерпретируемыми в игре синтаксиса. Все приведённых пять пунктов перетолковывают пространственные атрибуты пропозиции значения перечисленные в конце третьего параграфа четвёртой главы.

            Если внимательно присмотреться, то эти пять пунктов выражают смысл референтных отношений знака и денотата. Первый пункт говорит, что денотат должен существовать до указывающего на него знака, и знак своим указыванием не может ни породить, ни изменить денотат; 2) сам денотат, как наличность, указанная знаком, ещё не определяет своего смысла, который требует своего игрового осуществления: карман с деньгами и карман без денег равно наличны, их различие приобретёт смысл, если мы засунем в них руку ( совершим игровую интерпретацию ); 3) любой знак равно может указывать на любой денотат по условиям языковой игры, т.е. возможны переобозначения без потери смысла; 4) описание денотата ( его изменений, функций ) возможно как соотнесённость указывающих на него знаков, чья разница определяется местом в смысловой структуре топоса игры; 5) всегда можно указать на существующий денотат как на предъявленный и тем самым проинтерпретировать его “наличностью” знака.

            Согласитесь, что без любого из этих пунктов референтные отношения невозможны.

            Главное для нас - наличная языковая игра в синтаксическом рассмотрении представлена топосом своих значений, говорящим своей структурой, что в этой связи значений игра осуществима.

            Что же необходимо, чтобы топос наличной игры был представлен к синтаксическому рассмотрению?

            Необходимо, чтобы наличная игра была осуществлена в своих значениях. Но для чего нужен синтаксис, если есть сама осуществлённая игра? - Для того, что в содержании игры нет интерпретаций её внеположного осуществления, его мы можем понять лишь в синтаксисе.

            Из сказанного следует, что для синтаксического толкования языковой игры необходимо минимум её двукратное осуществление: первое - как образующее в памяти предъявленный топос игры, - наличность как возможность её существования; второе- как синтаксическая демонстрация знаковых соотнесённостей топоса.

            Предположим, что языковая игра может произойти лишь единожды, можем ли мы проинтерпретировать её содержание “истиной”?

            “Единожды” подразумевает, что мы не можем более в памяти воспроизвести содержание игры, а раз так, то мы не можем осуществить синтаксической демонстрации её игровых связей, т.е. истолковать их “истиной”.

            Приведу пример “собственного появления на свет или рождения мира” ( взято из “О достоверном” Л.Витгенштейн ). Мы не помним момента своего рождения на свет не столько из-за отсутствия у нас тогда  развитого сознания, сколько из принципиальной невозможности толкования этого событи в силу его неповторимой единственности для нас самих, не позволяющей обратиться к нему в рефлексии синтаксиса. То же самое следует и в отношении рождения Вселенной. Поэтому, существовал ли мир до нас миллиарды лет или появился на пять минут раньше нас, или вовсе родился вместе с нами, для нас совершенно не проверяемо как “истинное” утверждение. Любой довод в ту или иную сторону будет сам обусловлен своим же выбором, образуя порочный круг в доказательстве - круг парадокса.  Ведь ничто не может отрицать, что “мир родился вместе со мной так, как будто ( отказ от рефлексии ) существовал до меня миллиарды лет”. Наше собственное и мировое рождение не истинные и не ложные события из-за отсутствия референтных отношений при их синтаксическом рассмотрении.

            Итак, референтные отношения могут быть установлены с содержанием события происходящего в принципе не единожды, хотя с самим “фактом” события, безотносительно к его содержанию, референтные отношения возможны, так как бессодержательный “факт” может повторяться сколько угодно как неопределённое указывание “это”, что и даёт повод космогоническим и космологическим рассуждениям.

            Нарушение референтных отношений обращает наше внимание к другим, неналичным языковым играм.

            §3  Неналичные языковые игры. Сема.

            Представим, что перед нами находится некоторый текст, в котором допущена опечатка, пропущена буква или не поставлена запятая, как в известном выражении: “казнить нельзя помиловать”. Из контекста содержания можно исправить ошибку и поставить запятую на надлежащее ей место, но, в любом случае, понимание представленного текста будет определяться самим способом понимания, сам синтаксис должен осуществить смысл представленных к его рассмотрению значений вне отношений прошедшего ( глава 4,§5 ), а не продемонстрировать его в “наличии”. Следовательно, содержание рассматриваемого текста не будет наличным для его синтаксиса, а его значения не будут референтными. Нарушается первый пункт референтных отношений, описанных в предыдущем параграфе: топос языковой игры перестаёт быть предданностью пространства-вместилища всех её осуществлений, денотат (смысл текста ) не существует до указывающего на него синтаксиса.

            Действительно, где представлен смысл фразы “казнить нельзя помиловать”? Как не рассматривай её, этот смысл не перед нами. До тех пор, пока мы своей волей не сделаем выбор, т.е. не осуществим языковую игру понимания, а всякое понимание - синтаксис, и не укажем на одно из двух: “казнить, нельзя помиловать” или “казнить нельзя, помиловать”, - смысл представленной фразы не определён, его нет. Для осмысливания представленной фразы требуется наш выбор, а он ничто иное, как указатель на само наше понимание, на само осуществление синтаксической игры. Даже в моём случае, когда я использую в рассуждениях неопределённость этой фразы, я всё равно делаю свой выбор, т.е. даю ей этот смысл, осуществляя синтаксическую игру вне отношений прошедшего, а не просто указываю на него как на предъявленный мне в топосе знаков игры.

            Рассмотренная нами языковая игра - текст с опечаткой является неналичной языковой игрой, так как синтаксис при её понимании осуществляет смысл  её значений как свой собственный игровой смысл, - это будет в дальнейшем основным требованием неналичности языковых игр.

            Попытаемся объяснить, что значит “не указывать на предданность смысла, а осуществить его как собственное игровое содержание”. То есть, чем отличается демонстрируемый смысл в синтаксисе от его осуществляемого игрового содержания, ведь и тот, и другой участвуют в синтаксисе.

            Пусть нам предъявлен какой-либо знак, например, иероглиф. Мы пытаемся понять его смысл, т.е. находимся к нему в синтаксическом отношении прошедшего, выраженном индексальным кванторным суждением "$, указывающим субъектом " на наш иероглиф. Понять иероглиф - значит проинтерпретировать его в синтаксической структуре "$®$", оканчивающейся тем же самым индексалом ", но уже на месте предиката суждения, т.е. " указывает на осуществление смысла суждения $" синтаксиса как на нечто ( “это” ) демонстрируемое. С другой стороны, смысл указателя " в ином его же осуществления указывания - “это”. Следовательно, " на месте предиката указывает на неозначаемое осуществление синтаксиса как на представленный ему ( внеположный ) знак: представленность знака интерпретирует внеположное осуществление самого синтаксиса. И если в ходе синтаксических интерпретаций в топосе значений рассматриваемой игры такой знак с указанной выше интерпретационной функцией будет найден, то о смысле  иероглифа  можно говорить как о наличном, - указанном в топосе игры. Если же такого знака ( интерпретирующего своей представленностью внеположное осуществление синтаксиса ) в топосе игры не найдётся, то индексал " будет указывать на неозначаемую в синтаксисе возможность его осуществления, т.е. указывать на своё же осуществление как на бессодержательную значимость “возможности” понимания иероглифа, интерпретируя иероглиф неопределённым знаком. Такое значение иероглифа назовём неналичным или семантическим значением, структура суждения которого субъектом указывает на само осуществление синтаксиса $", а предикатом, не находя нужных интерпретаций, требует дальнейшего осуществления синтаксического толкования, т.е. реализации игровой “возможности”.

            Подводя итог можно сказать: наличным, индексальным значением будет значение, у которого в синтаксической структуре интерпретаций "$®$"  второе суждение $" может быть проинтерпретировано знаком наличного топоса рассматриваемой игры "$, т.е. ("$®$")="$. Неналичным или семантическим значением будет значение, у которого такая интерпретация невозможна, и которое требует самого осуществления синтаксиса как языковой игры вне синтаксической рефлексии прошедшего: ("$®$")®"$® ... . Семантическая интерпретация заканчивается не кванторным суждением $", а суждением "$, предикат которого указывает на бессодержательную значимость самого синтаксиса, нигде в нём не представленную, - индексал “я” ( $ ), а субъект на предшествующие синтаксические суждения, т.е. на само осуществление синтаксической структуры ("$®$"), но уже как на бессодержательно предъявленный знак, бессодержательность которого интерпретируется предъявленностью самих синтаксических суждений, т.е. тем, что мы их помним и можем на них указать так же, как и на рассматриваемые значения топоса языковой игры. Семантическая интерпретация поэтому является синтаксисом к синтаксису, так как указывает на свои собственные суждения как на представленные.

            В индексальной структуре ("$®$")="$ знак тождества говорит, что круг игры совершён и замкнут в тавтологии, так как мы нашли в топосе знак интерпретирующий  бессодержательную значимость осуществления синтаксиса: суждения $" и "$ тождественны. Для семантической структуры ("$®$")®"$ круг игры не завершён, а только намечен путь или возможность семантических толкований, когда интерпретации синтаксиса рассматриваются как знаки представленного топоса. Структура семы ("$®$")®"$ предполагает дальнейшее совершение игры, рассматривая себя как наличное значение “x”: ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$, где после двоеточия совершается обычная индексальная интерпретация синтаксиса, конечно, если она возможна, первый индексал " которой указывает на знак “x”. В дальнейшем подобное индексальное толкование семантических значений мы будем называть обналичиванием синтаксической языковой игры.

            Продемонстрируем наши формальные структуры индексального ("$®$")="$ и семантического ("$®$")®"$=x : ("$®$")="$ интерпретирования на примере чтения текста на знакомом и незнакомом языках.

            В первом случае мы читаем слово, т.е. представляем его как некий знак "$, затем мы его узнаём, вспоминаем его смысл "$®$" ( осуществление памяти как языковой игры синтаксиса ), на который указывает предикат " и который совпадает ( = ) со знаком перед нами "$. Совпадение, в свой черёд, говорит, что языковая игра завершена, круг замкнут и слово нами прочитано. Вот, что означает запись ("$®$")="$.

            Рассмотрим второй случай, мы так же пытаемся прочитать незнакомое нам слово, т.е. представить его как знак "$, вспоминаем его "$®$", но предикат " указывает на бессодержательную значимость осуществления синтаксиса, а не на знак топоса, т.е. мы знаем, что смысл есть ( наличие как бессодержательная значимость ), но мы не можем указать на него как на некий предъявленный в нашей памяти знак. Тогда мы играем дальше: берём словарь и интерпретируем его согласно алфавитному указателю, т.е. совершаем семантическую интерпретацию синтаксиса ("$®$")®"$, благодаря которой находим знак перевода незнакомого слова ("$®$")®"$=x, после чего читаем рубрику “x”, как в первом случае: ("$®$")="$. В символической записи всё это выглядит так:

("$®$")®"$=x : ("$®$")="$.

            Обратим внимание на второй элемент структуры семы ($"®"$), он совпадает с кванторной структурой формы doxa, а у нас он соответствует переводу по словарю. Действительно, с чего мы взяли, что знак “x”, указанный в словаре, соответствует знаку "$, представленному к синтаксическому рассмотрению? Ни с чего. Мы просто сделали неявный ( игровое забвение гетерономной формы ) выбор, допустили, что определение соответствия по словарю верно, т.е. совершили языковую игру формы doxa, что и отразила нам кванторная структура в составе семантической интерпретации ($"®"$)=x ( если мы не будем доверять ни словарю, ни переводчикам, то мы никогда не узнаем незнакомого слова, - волеполагание - необходимость нашего понимания ).

            Доксический элемент семантической структуры $"®"$ не такая уж маловажная вещь, допускающая выбор словарей. Дело в том, что этот элемент указывает при чтении текста индексалом $ на осуществление синтаксиса ( индексал “я” ) как на читателя и, с другой стороны, отождествляет ( полагает - форма doxa ) со знаком “x”, а он уже как знак "$ представлен в топосе наличных значений. Выходит, что доксический элемент как бы перемещает читателя ( осуществление синтаксиса - $ ) в представленный топос языковой игры, например, в читаемый роман. Ранее это называлось - быть захваченным чтением, жить среди героев романа, переживать нуминозное мифа. И если автор сумел заставить читателя совершить этот интерпретационный элемент, осуществить его своей волей, как бы обращаясь к словарю чувств и образов, то это талантливый автор. Секрет таланта, таким образом, не в яркости представленного, а в умении заставить читателя совершать доксический элемент структуры семантических интерпретаций.  Не подчинить читателя, а дать ему возможность изъявить себя в представленных образах, так как подлинное понимание является в то же время и самоизъявлением. Мы это только что показали на формальном уровне. Совершить же этот элемент формы doxa читатель способен только по собственной воле. Хотя “собственная воля” - также условная игровая интерпретация.

            §4  “Я” - сема и знак.

            Кванторы " и $ можно рассматривать, как говорилось ранее, интерпретациями индексалов “это” и “я”, соответственно. Теперь мы поведём речь о семантической истолкованности индексала “я”, индексала на собственное осуществление указывания, интерпретируемого “игроком” наших игр. То есть, речь пойдёт о семантической структуре того, что мы привыкли мыслить собой, своей личностью, сутью человеческого я.

            В чём формальный смысл нашего “я”?

            Сразу укажем на неналичный характер “я”, интерпретируемый кванторным суждением $". Субъект суждения указывает на собственное осуществление ( $ ), бессодержательная значимость которого должна быть интерпретируема  индексалом ", т.е. неким представленным знаком ( обычно нашим телом ), чья внеположная представленность толкует бессодержательность осуществления индексального суждения. В формальном виде сказанное выглядит так:

($"®"$)=x : ("$®$")="$.

            Первая часть формулы интерпретирует обналичивание собственного осуществления синтаксиса, демонстрируя его в знаке “x”; вторая - является индексальным рассмотрением знака “x” как данного и внеположного синтаксическому демонстрированию.

            Как видно, формула понимания индексала “я” почти полностью совпадает с кванторной структурой семантических интерпретаций, с той разницей, что в нашем случае отсутствует суждение "$, так как интерпретируется бессодержательная значимость осуществления синтаксиса, не представимая в нём самом.

            Нашу формулу можно назвать кванторной структурой “значимости” ( знака ) безотносительно к предъявленному содержанию, т.е. кванторной структурой формального знака, как нечто предъявляемого, т.е. структурой символа.

            Эта структура является предъявлением непредъявляемого осуществления формы памяти, т.е. структурой “забвения в памятовании”, так как в ней из ниоткуда возникает предъявленность знака “x”, толкуемого значимостью вообще. Но “ниоткуда” не мыслимо в содержании игр, даже как “ниоткуда” оно в игре должно иметь начало и конец. Чтобы устранить из содержания безосновательное “ниоткуда”, забыть его, оно интерпретируется пред-данностью знака, тем, что знак мыслится самостоятельно существующим по отношению к синтаксическому рассмотрению ("$®$")="$, - индексал “я” интерпретируется как “это я”.

            Кванторную структуру знака можно расшифровать в словах: “я” являюсь вот “этим я”. И от ныне “это я” будет говорить мне о моём существовании, об осуществлении моих языковых игр в синтаксическом рассмотрении “этого я” - "$, т.е. подставляя в начало нашей структуры знака суждение "$ (“это я”), мы получаем структуру семантических интерпретаций:

("$®$")®"$=x : ("$®$")="$,

в которой бессодержательность знака обретает игровое содержание, как “этот” знак с “этими” семантическими толкованиями ($"®"$). Моё “я” становится “личностью”.

            Рассмотрим семантическую структуру несколько иначе, а именно:

"$®($"®"$)=x : ("$®$")="$,

из такого рассмотрения видно, что все игровые смыслы имеют смысл лишь постольку, поскольку рассматриваются как наше собственное осуществление памяти. Всё существующее “существует” только в игровом толковании наших игр, механизмом или структурой такого толкования является моё “я”, т.е. структура бессодержательной значимости:

($"®"$)=x : ("$®$")="$.

            Из этого следует, что наше “я”, моя “личность” из субъекта собственного существования превращаются в способ семантического интерпретирования.

            §5  Наличность и память.

            Синтаксические отношения, глава третья, в зависимости оттого, какую игру рассматривает синтаксис: иную себе, своё осуществление как смысл “этого значения” или как своё игровое единство ( круг игры ), могут быть синтаксисами прошедшего, настоящего и будущего ( не говорю времени ). В кванторных структурах суждений синтаксиса они выглядят следующим образом:

                        синтаксис прошедшего - ("$®$")="$;

                        синтаксис настоящего   - ($"®"$)=x : ("$®$")="$;

                        синтаксис будущего       - ($"®"$)®$" : ("$®$")="$.

            Если первых два выражения  в особом пояснении не нуждаются: прошедшее - топос представленного в наличии, настоящее - демонстрация бессодержательной значимости в указывании на своё “я”, то последнее выражение, синтаксис будущего, требует пояснений.

            Первая часть выражения ($"®"$) является демонстрацией бессодержательной значимости осуществления памяти, но в отличие от настоящего, её значимость не интерпретируется неким знаком “x”, “я” не является “этим я”, а далее демонстрирует осуществление синтаксиса, индексальное суждение которого $" указывает на сам синтаксис ( субъект $ ) как на нечто ему иное, “неопределённое” в нём, “возможное” (предикат " ) - словом, “будущее”. Последнюю интерпретацию даёт вторая часть выражения ("$®$")="$.

            Если же мы хотим интерпретировать будущее не как “неопределённо-значимое”, и дать ему семантическое толкование, например, ввести понятие “вероятного события”, то мы должны неопределённо оканчивающееся кванторное суждение $" проинтерпретировать как знак, т.е. $"®"$=x , и свести нашу формулу к семантической структуре толкования будущего как представленного:

($"®"$)®($"®"$)=x : ("$®$")="$.

            У нас выявлены в формуле две одинаковых скобки в цепи интерпретационных суждений, говорящих о рефлексивности интерпретаций самой синтаксической структуры ($"®"$). То есть, в интерпретационных связях синтаксиса явно продемонстрирована структура герменевтического круга - пропозиции значения. Ранее ( глава 4,§5) мы говорили: чтобы проинтерпретировать будущее, его необходимо представить как смысловую структуру репрезентирующую в круге игры пропозицию значения ( круг: “одно из двух: битва при Саламине или состоится, или не состоится”), - наша кванторная структура выразила то же самое.

            Во всех трёх вариантах синтаксических отношений кванторная структура интерпретаций заканчивается одним и тем же - структурой синтаксиса прошедшего ("$®$")="$. Из этого следует, что всё существующее, всё, что может быть осуществлено в памяти, существует как своя наличность, открытая для синтаксического рассмотрения. Даже “абсолютно непостижимое” и “непредставимое” уже в этих словах представлено и постигнуто нами с абсолютной точностью как “таковое”.

            Отсюда обычно делают два неверных вывода: что всё существующее может быть существующим в наличии - предметность бытия; и второе, вытекающее из первого, - память является совокупностью записей ( запись - разновидность предметности ). Ошибка этих выводов заключается в забвении того, что сами эти выводы о безусловности “наличия” совершаются в языковых играх, над которыми, в свой черёд, возможны синтаксические построения: синтаксис, происходящий на этих страницах, сам является языковой игрой и, следовательно, позволяет делать выводы в своих обусловленных рамках. Поэтому говорить о “наличном” бытии у нас нет никаких оснований, так как “представимость” и “наличность” указывают нам не на бессодержательно значимое “бытие” ( осуществление памяти ) как таковое, - на него нельзя указать, его можно только демонстрировать своим существованием, - а на способ понимания этого “бытия” и этой “памяти” в “этом” синтаксисе.

            Мир наличен в силу нашего рефлексирующего рассмотрения мира, указывающего на него индексалом “это”. “Это” и “наличность” мира - суть два взаимоинтерпретирующих момента наших языковых игр. Смысл “это” невозможен без наличного денотата, предмета мира, смысл “наличности” невозможен без осуществления индексала “это”: что это за предмет, на который нельзя указать? Но, с другой стороны, наличность мира будет в то же время демонстрацией значимости формы episthmh, демонстрацией пропозиции, таким образом, бытие мира и осуществление нашей памяти будут неразличимы для нас. Причём “неразличимость”, в силу своего игрового характера, не будет выражать ни примата памяти над миром, ни первичности мира над рефлексирующей памятью, так как смысл “неразличимости” пропозиционально демонстрируем, а не толкуем, в нём нет субъекта различия - нашего содержательно истолкованного “я”.