Глава 10.

 Глава 10.

 Утверждение достоверного формы episthmh.

            §1  Глагол как иное игровой связи.

            Обращаясь к играм формы episthmh, мы самим обращением к “истинности” их суждений интерпретируем игровую значимость иным игровой связи, требующей для осуществления понимания “иного” от представленного к рассмотрению. Значения рассматриваемой игры являются указателями на возможность ( иное игровой связи ) осуществления своего понимания, толкование бессодержательной значимости которых приводит нас к эпистеместическому пространству-вместилищу всех осуществлений языковых игр ( глава 4 ). Наша задача проинтерпретировать представленную структуру бессодержательных индексалов ( знаков ) “истинностью” их смысла, говорящей, что мы поняли смысл рассматриваемой структуры; иначе - мы должны проинтерпретировать бессодержательную данность знаков (episthmh) указателем на наше понимание (doxa) их смысла,- глагол “наличия” (“это” - episthmh) глаголом демонстрации понимания (“я” - doxa). - Что значит демонстрировать смысл как понятый? - Полагать (doxa) его понятым в высказанном нами смысле, так как ничто не может меня заставить, кроме моей “воли”, признать, что “я” понял “это”.

            Представьте, что перед вами неизвестное слово на незнакомом языке. Вы хотите узнать его смысл, для этого вы берёте словарь, предположив тем самым существование искомого смысла в пространстве-вместилище, находите нужную рубрику и читаете искомое толкование, осуществив интерпретацию перевода.

            Что мы сделали с формальной точки зрения?

            Представленные суждения мы интерпретируем  иным игровой связи (episthmh), что заставляет нас искать смысл неизвестного слова в ином от него - в словаре, но в ином не любом, а в том, что осуществляет смысл неизвестного, что осуществляет нашу игру понимания. В чём её суть?- В том, что в словаре дан перевод неизвестного слова. - Откуда мы знаем, что перевод верен? - Мы верим в это, т.е. мы полагаем (doxa) верность перевода словаря, нам ничего не нужно кроме словаря, чтобы знать смысл его слов. А это является ничем иным, как волеизъявлением истинности словаря, т.е. суждением формы doxa. В результате наше понимание  неизвестного слова является интерпретацией глагола-иного игровой связи (“или”) глаголом-тождественного игровой связи (“и”) (значимость episthmh интерпретируем значимостью doxa ) в демонстрации герменевтического круга (“и-или”) ( глава 8,§4 ).

            Рассмотрим как этот происходит.

            §2  Интерпретация глагола тождественны игровой связи.

            Мы хотим глагол представленных суждений проинтерпретировать тождественным игровой связи, т.е. смысл самого действия интерпретирования должен быть тождественен его же демонстрации в игре синтаксиса. Смысл демонстрации, таким образом, должен заключаться в волеполагании понятого нами, в суждении формы doxa, замыкающем герменевтический круг игры.

            Что значит, что мы поняли незнакомое слово?

            “Почему вы знаете, что эта рука правая?”

            “С чего вы взяли, что вас зовут Людвиг Витгенштейн?”

            Ни с чего, мы просто полагаем это, но наше волеполагание в игре episthmh не может быть произвольным, оно должно демонстрировать понимание “неизвестного” в пропозициональной замкнутости герменевтического круга: “я знаю, что эта рука правая, потому что именно такое понимание “правой руки” делает демонстрацию моего круга игры возможным, иначе - не вы меня, не я сам себя не поймём”, то же относится и к имени философа. Волеполагание понятого смысла интерпретируется возможностью осуществления игровых интерпретаций - этим замыкается круг игры формы episthmh.

            В полном виде герменевтический круг игры episthmh выглядит так: “смысл осуществимости понимания в волеполагании понятого, а смысл волеполагания понятого - в осуществимости понимания”.

            §3  Круг игр episthmh и doxa.

            Смысл “понимания”, смысл  существующей возможности найти “истинное”, приводит, как известно ( глава 4 ), к интерпретации пространства-вместилища всех интерпретаций языковых игр. Когда мы что-то ищем, мы ищем в “чём-то” и “где-то”. Игры episthmh истолковывают пространство как содержательную демонстрацию формы рефлексии памяти, интерпретируя замкнутость круга замкнутостью пространства - “объёмом” демонстрируемого содержания.

            Начиная игру episthmh, мы начинаем с пред-данности пространства-вместилища всего существующего, именуемое обычно “Богом”, “Универсумом”, “Миром”, смысл которых является смыслом осуществления игр “понимания” как данности нам нашего существования. Возможность “понимания” должна быть осуществлена в необходимости волеполагания понятого смысла.

            Легко увидеть, что структуры круга игр формы doxa и формы episthmh совпадают и являются вариантами одного: “смысл осуществления в осуществлённом, а осуществлённого в осуществлении”. Различие в начале демонстрации круга: для игры формы doxa круг начинается с осуществлённого как тождественного игровой значимости - “смысл желания в его осуществимости...”, а для игры формы episthmh с осуществления как действия интерпретирования (  иного значения ) - “смысл понимания в понятом ...”. Выбор двух демонстраций круга определяется вопросом о “истинности”.
            Языковые игры двух форм являются различными демонстрациями одного и того же герменевтического круга - круга существования, они - два способа размыкания бессодержательного круга в содержательном толковании игры. Иными словами, круг игры - это конечность, замкнутость любого смысла в демонстрации его начала и конца, выраженных через тавтологии.

            Важно, что смысл этой конечности является рефлексивностью нашей памяти, только для рефлексивного сознания “конец и начало” имеют смысл, только для рефлексии мышления возможно понимание “смерти”.

            Круг игры episthmh блестяще выразил Дж.Э.Мур через его разрушение - отрицание замыкающей круг игры формы doxa, не давая игре episthmh осуществиться: “За окном идёт дождь, но я в это не верю ”. Отрицание “желания” (doxa) поверить в факт дождя обессмысливает фразу, так как  сам “факт” требует “волю” к пониманию его таковым.

            Для игр формы doxa их круг можно выразить a la  Мур следующим образом: “Я в это верю, хотя знаю, что это не так”. - “Вера”, её якобы неограниченный произвол, обусловлена “фактом” её осуществимости, без которого вера бессмысленна.

            §4  Бессодержательная значимость и “играющее я”.

            Значимость понятого в игре episthmh, как и значимость волеизъявленного в игре doxa, демонстрирует невозможность содержательного выхода из круга игры          (апории Дж.Э.Мура, см. выше §3 ). С другой стороны, невозможность выхода из круга интерпретируется забвением ( устранением из содержания ) различия между глаголом рассматриваемой игры и глаголом самого синтаксического рассмотрения, бессодержательная значимость которых, в свою очередь, интерпретируется игроком игры, её “играющим я”.

            Каков смысл “играющего я” игры формы episthmh?

            Значения языковой игры этой формы являются бессодержательными индексалами на возможность осуществления их интерпретаций, на пространство-вместилище всего существующего, но не просто на бессодержательное единство пространства, а на единство, обращённое к нам своим содержанием, понимаемое нами, имеющее свой игровой смысл. Иными словами, пространство-вместилище обретает черты “говорящего к нам Бытия или Бога”, то, что мы называли объективностью существующего и доступного нашему пониманию. В этом суть удивительного соответствия “объективного” бытия мира тем логическим законам, в которых он познаётся, так как сама “объективность”, т.е. “играющее я” формы episthmh, предполагает интерпретируемость в волеполагании понятого. Следовательно, “объективность” - бессодержательная значимость волеполагания понятого, и наоборот.

            “Я знаю, что эта рука правая, так как в объективности общения она имеет “этот” смысл, а участвовать в общении я могу потому, что знаю ( полагаю ) смысл того, какая рука правая”.

            “Понятое основывается на понимании “объективно” существующего, а возможность понимания “объективно” существующего на знании ( полагании, аксиоматизации ) понятого”.

            “Чтобы понимать, надо знать слова, а чтобы знать слова, надо понимать их”. - Везде очерчен один и тот же герменевтический круг, позволяющий интерпретировать бессодержательную значимость существования  содержанием языковых игр.

            “Объективность” существующего становится таким же средством осуществления игр episthmh, как и “субъект” нашей личности для игр doxa.

            “Объективность” мира или “трансцендентность” Бога заслоняет собой бессодержательность нашего существования; или, другими словами - “объективность” мира и “субъективность” я - забвенность нашего существования, дающая смысл всему осмысленному.

            Механизм такого забвения, как уже не раз отмечалось выше, неизбежность кружения в герменевтическом круге игры, да и сам этот круг не является самим забвением формы памяти, а только его синтаксической интерпретацией. Само же существование так и останется невыявленным доколе оно будет “осмысливаться”, так как жизнь - само своё собственное ( рефлексия ) устранение ( забвение ) из существующего. И какие бы смысловые структуры мы не брали для понимания “забываемого существования”, всё равно, наше понимание  в конечном итоге будет демонстрацией неопределённого и бессодержательного индексала на собственное осуществление указывания - “это” обращённое в никуда как на саму обращённость.

            §5  Индукция и её парадокс.

            Рассмотрим языковую игру индуктивного вывода, являющуюся наиболее формализованным примером языковой игры формы episthmh, цель которой в нахождении индуктивного обобщения - “объективного” смысла частных интерпретаций.

            Перед нами некоторое содержание, смысл которого мы должны понять как “истинный”. Для этого мы рассматриваем ряд других суждений в цепи их взаимных интерпретаций ( демонстрация иного игровой связи ), приводящих к выявлению истинного смысла.

            Возникает вопрос: до какой степени нужно продолжать индуктивный ряд, чтобы вывод индукции был “истинным”? Когда осуществится утверждение достоверного языковой игры индуктивного вывода?

             Смысл индуктивной игры ( как игры episthmh ) в интерпретации глагола-иного игровой связи (“или”) глаголом-тождественного игровой связи (“и”), следовательно, ряд осуществит утверждение достоверного индукции тогда, когда значения индуктивного ряда будут указывать на значимость ( тождественное ) осуществления смысла в демонстрируемом ряду: тождественное игровой значимости укажет на тождественное игровой связи (“и-или”). А это будет возможным тогда, когда все продемонстрированные в ряду интерпретации не будут иметь никакого иного толкования, кроме уже представленных в ряду индукции, т.е. демонстрация ряда тем самым укажет на тождественное игровой связи, так как никаких иных интерпретаций отличных от уже осуществлённых в игровом ряду больше нет, значения будут указывать сами на себя в демонстрации своего осуществления ( форма doxa ). Интерпретация, замыкающая ряд в круг тавтологий, будет искомым “истинным” смыслом индуктивного вывода.

            То, что в ряду выявлены “все” смысловые интерпретации, является нашим волеполаганием понятого, бессодержательная значимость которого интерпретируется “полнотой” индукции, т.е. демонстрацией герменевтического круга, образованного содержательными интерпретациями индукции.

            Иными словами герменевтический круг индукции можно выразить так: “смысл вывода в единстве интерпретаций ряда, смысл интерпретационного ряда индукции в смысле единства вывода”.

            Когда ряд индукции не может перечислить все возможные интерпретации (неполная индукция ), тогда бессодержательная значимость волеполагания понятого интерпретируется незаконченностью ( бессодержательностью ) самого ряда, выраженной в цепи повторений одного и того же во всех следующих интерпретациях, смысл которых - демонстрация герменевтического круга игры через бессодержательность тавтологий.

            Поясню это на примере так называемого парадокса индукции, когда вывод индуктивного обобщения делается на основании единственной интерпретации: по единственному химическому эксперименту делается обобщающий вывод о веществе в нём участвующем.

            Парадокс объясняется тем, что уже в интерпретируемом значении “вещества” содержится наша тавтология ряда: вещество то, что тождественно себе во всех экспериментах, во всех интерпретациях индукции, а так как условия эксперимента содержат ту же тавтологичность, то осуществление одной интерпретации эксперимента тут же и завершает ряд индукции, продемонстрировав герменевтический круг игры.

            Там, где интерпретируемый смысл не несёт в себе  тавтологичности игрового толкования, например, неизвестно какое вещество участвует в реакции, то парадокс индукции не состоится, индукция обратится к ряду экспериментов, сводящих толкование “неизвестного” вещества к другим тавтологиям индуктивного ряда.

            §6  Силлогистика.

            Рассмотрим языковую игру формы episthmh, которая сама является синтаксисом к языковой игре формы doxa, - силлогистику, истолковывающую смысл “истинности” дедуктивного вывода в правилах силлогистики. Настоящее рассмотрение является синтаксисом к синтаксису дедуктивной игры, это всегда надо иметь в виду и помнить, что любое рассмотрение дедукции как смысла её вывода уже синтаксис к ней, но мы условились выводы синтаксиса относить к самой игре.

            Итак, силлогистика имеет дело не с доксическими суждениями дедукции, а с демонстрируемой связью посылки и вывода как “истинно” пред-данных нашему рассмотрению, как требующему понимания смысла их “истинности”, т.е. в силлогистике рассматриваются суждения формы episthmh. Как эпистеместическая игра силлогистика должна проинтерпретировать смысл своего осуществления понимания волеполаганием понятого, глагол-иного игровой связи проинтерпретировать глаголом-тождественного.

            Рассматриваемый ряд “истинных” ( осуществлённых ) дедуктивных выводов должен быть проинтерпретирован единым ( замыкающим круг игры ) списком силлогических правил, образующих с самими дедуктивными выводами герменевтический круг.

            Почему у нас имеется 19 истинных модусов категорических силлогизмов? Потому, что только они образуют единый список интерпретаций “истинности” всех имеющихся дедуктивных выводов и вместе с ними замыкают круг игры. Смысл правил (episthmh) силлогистики в демонстративности ( в полагании их таковыми - doxa ) представленных выводов дедукции, и наоборот. В круге игры силлогистика не различает “истинность” правил ( осуществимость её интерпретаций ) и “истинность” предъявленных дедуктивных выводов, равно демонстрирующих осуществление герменевтического круга.

            Вопрос о истинности самой силлогистики относится к следующей ступени синтаксического рассмотрения, в которой отсутствие отличных содержательных интерпретаций от интерпретаций предыдущей ступени заставляет нас считать правила силлогистики демонстрацией логической формы дедуктивного вывода.

            Возможна путаница, отождествляющая сам вывод дедукции формы doxa с его синтаксической демонстрацией в правилах силлогизмов - episthmh, путаница смешения языковых игр разных форм, находящихся в синтаксическом отношении, что неизбежно приводит к парадоксу силлогистики, который будет рассмотрен в 12 главе, исследующей гетерономные формы языковых игр.

            В заключение обратим внимание на аксиому силлогистики: “всё, что утверждается относительно класса элементов, утверждается относительно каждого элемента класса”. В ней легко узнать герменевтический круг индуктивного вывода.

            Действительно, “всё утверждаемое относительно класса” - волеполагание индуктивного заключения ( пусть всё будет таким - doxa ); “относится к каждому элементу этого класса” - осуществление индуктивных интерпретаций ряда ( весь класс - полнота индукции ), в результате получаем: “смысл элемента класса (episthmh) в интерпретируемости на нём единого признака класса, смысл признака класса в интерпретируемости его на каждом элементе ( мы полагаем (doxa), что можем выбирать элементы из класса)”.